[inmar]

Сразу честно скажу: под катом очень много текста (без малого семь вордовских страниц), который вам совсем не нужно читать. Сначала я хотел рассказать про "Ледниковый период 3", потом, на третей вордовской странице, понял что выходит немного другое. Писал я это в первую очередь для себя, считая полезным время от времени точить остроту мысли, умение изъясняться, наблюдать и передавать наблюдения другим. Именно поэтому после того как я закончил текст, он практически перестал меня интересовать. Именно из-за этого, а так же из-за того, что (повторю) писался он для себя, я его совсем не вычитывал, не правил, не корректировал. Как только поставил последнюю точку - прекратил малейшую над ним работу. Это тоже держите в уме.

В обывательской картине жизни, не омрачённой сложными вещами вроде книг Робина Колингвуда, существует шесть видов искусств: литература, музыка, живопись, театр, кино и куча разных вещей, которые можно объединить под названием «танец». Почти все из этих видов появились так давно, что как-то воспринимать их конкретных представителей с точки зрения исторического развития невозможно (опять же, не прибегая к вышеупомянутым светочам искусствоведчества). Кино на фоне своих пятерых братьев – младший Иван-дурак, в обход всех законов и заветов ставший Царевичем, снисходительно позволивший родне пользоваться и ослом, и мельницей – потому что сам по себе разбогател. Теперь кто услужливо продаёт ему свежий хлеб, кто катает его на осле, а кто-то ворчит и по большей части пытается сделать умный вид, торгуя старым пыльным воздухом.
Почему кинематограф так популярен, прибылен и растиражирован? Легко догадаться, и я про это говорить не буду. Меня сейчас интересует совсем другое: из-за молодости этого вида искусства его историю проследить относительно легко даже рядовому человеку вроде меня.
Когда появилось кино – в своём первобытном, примитивном, зародышевом виде – им гордились как технологией. Не как средством забить те же гвозди, что и книги с театром, другими микроскопами. А как диковинкой, как пляшущей обезьянкой, развлекающей скучающую курортную публику. Так же, дай бог, лет через десять-пятнадцать будут демонстрировать уже тихонько назревающую голографию. Люди посмотрели на движущиеся картинки, поняли, что использовать это, чтобы запечатлеть все четыре часа свадьбы племянницы пока не выйдет, и стремительно начали про кинематограф забывать. Прежде чем они успели это сделать, технологию попытались приручить для бытовых целей, не придумав им лучшее применение.
Сначала смекнули записывать «тортом в лицо» и «поскользнулся на банане», чтобы не тратиться на торты и бананы каждый вечер, когда скучающая курортная публика ищет, чем себя занять. Торты и бананы пошли на ура, как это было и будет всегда.
Чуть позже, после появления звука, кто-то делился со своей племянницей впечатлениями о вчерашнем джазовом концерте. Племянница, услышав о двух отплясывающих неграх с саксофонами, всплеснула руками и воскликнула что-то в духе «ах, как жаль, что меня там не было!». Это был первый рывок, изменивший кинематограф. Будучи смекалистым парнем, наш абстрактный кто-то придумал торговать вчерашним днём; тиражировать уже прошедшие события, продавать их тем, кто не смог и не сможет их посмотреть лично. Так на плёнку стали снимать пляшущих негров, театральные постановки, открытие памятника, крушение поезда, футбольные матчи, свадьбу племянницы.
Это был сильный удар для производителей банановой кожуры. Не столько по кошельку, сколько по гордости. Они взялись за дело, и в кино появились два банана; четыре торта; торт и банан в одном фильме или одна кожура, поразившая сразу двух людей. Самый инновационный режиссёр снял фильм, где бросались бананом в лицо и поскальзывались на торте. Его обругали, назвали безумцем и бездарем, эксперимент признали неудачным с тем, чтобы через десять лет ни один фильм не обходился без падения на торте с одновременным швырянием банана в лицо.
Конечно, долго так продолжаться не могло. Тогдашний нулевой уровень компьютерной графики сильно ограничивал изобразительное разнообразие применения фруктов и кондитерских изделий, метраж чётко ограничивал количество бананов в кадре, все критики стали соглашаться, что торт больше двух фунтов – моветон. Произошёл эволюционный скачок, и кинематограф, можно сказать с низкой вероятностью ошибки, приобрёл все элементы, из которых фильмы делаются и до сих пор: поцелуи и драки.
В этом нет ничего плохого! Любому дураку ведь понятно, что два поцелуя и один банан – это совсем другой фильм, чем один поцелуй и одна драка. А три драки и торт – это вообще новое слово в искусстве. Ещё кто-то из античных философов сказал, что в мире есть всего три сюжета: любовь, осада крепости и поиск сокровищ.
Нет ничего плохого в том, чтобы делать фильм из старых кирпичей. Особенно если называть их «проверенными». Но всё же у любой съёмочной группы есть две задачи: замаскировать эти кирпичи и не просто разбросать их как попало по метражу, а выстроить грамотно. Со смыслом и чтобы не разваливалось. То, как не соблюдают эти элементарные правила – отдельный рассказ. Я же продолжу историю «кина».
С содержанием фильма нам всё понятно. Оно и вправду с тех пор менялось лишь косметически. Разберёмся с его внешней стороной.
Поначалу, как и полагается в молодой, но уже крепко налаженной области, всё было просто. Вдохновенный человек арендовал камеру, покупал банан, поскальзывался перед камерой и продавал это дело в кинотеатр. С появлением драк и поцелуев (и необходимости их использовать) возникли проблемы. Как ни крути, а устроить мордобой или показать страсть в одиночку невозможно. Стали вербовать людей, актёров, единственное достоинство которых заключалось в хорошей внешности. Потом рабочих, которые строили перед камерой дом, в котором драка или страсть будут обитать. Потом…
Потом возникает целый штат, настоящая прорва людей, которые делают кино. И с самого начала возникновения эта толпа чётко делится на две группы. С одной стороны – «творческие» люди, придумывающие и показывающие то, что придумали. По эту, самую сладкую сторону баррикад встали режиссёр, сценарист и актёры. Напротив них встали бойцы невидимого фронта, те, кто находили банан нужного цвета и размера, размещали его на сцене, высветляли чтобы не было видно, что на третий день съёмок он подгнил и снимали. Техники, операторы, художники, звукорежиссёры, монтажёры, словом, пролетариат кинематографа. Для нас вся эта кастовая система имеет одно значение: кино стало снимать сложнее, процесс съёмок превратился в целую затянутую систему мероприятий. Одиночка, придумавший смешной кульбит, сделать свой фильм уже не мог. Пришли продюсеры и взяли их под крыло.
Поначалу это выглядело как обычный кредит, разве что чуть более сложный и непредсказуемый чем ссуда на мебель. Продюсер давал тысячу долларов, ему возвращалось две. Если повезёт – десять. Если не повезёт (что, должен сказать, с продюсерами эпохи зарождения и юношества кино случалось куда реже, чем сейчас) – дай бог, камеру не отберут за долги. Но постепенно, с развитием техники фильма, потребностей зрителя, возможностей технологии и появления у режиссёров желания сделать в фильме драку банановых тортов в воздухе на фоне извержения вулкана, суммы кредита росли. На первых порах, принципиальной разницы не было: ну, тысяча долларов, ну, сто тысяч, какая разница. С каждым годом кинематограф требовал всё больше, но больше при этом и возвращал. Только где-то начале девяностых произошёл резкий скачок, сдвинувший психологию продюсеров (а за ними утянуло и зависимых режиссёров). Кино уже ворочало такими деньгами, что просто наращивать темпы производства и вливать больше денег стало неинтересно. Пришло время оптимизации процесса.
Внук догадливого человека, записавшего племяннице пляшущих негров, стал изучать финансовую отчётность, прикидывая, где бы урезать так, чтобы ничего не потерять. Конечно, можно было снимать меньше взрывающихся в космосе бананов, но кто тогда пойдёт на фильм? Отказаться от капризной, но сверхпопулярной звезды тоже глупо – люди, зная звезду, готовы идти на любой фильм, где та участвует. Для них ведь главное увидеть знакомое лицо, которое они уже видели и оно им понравилось…
Это был второй рывок.
Не менее смекалистый потомок понял: заманить лучше, чем любимым актёром, можно только любимым фильмом. Ведь если какой-нибудь Киану Ривз каменной рожей свёл с ума сегодня людей в «Матрице», завтра в «День, когда Земля остановилась» его могут освистать. А вот ту же «Матрицу-2», где будут те же актёры в тех же ролях, те же декорации, те же краски и бананы будут того же сорта посмотрят обязательно и полюбят хотя бы по инерции. Это же получается самая лучшая в мире и при этом самая простая реклама! Быстренько сверившись с прокатными данными «Звёздных войн», «Индианы Джонса» и прочих, потомок кинулся своими идеями менять индустрию (слово, которое к кино стали применять приблизительно в то же время).
С тех пор фильмы всё больше мигрируют в сторону сериалов. Если раньше даже двадцатисерийная сага была лишь цепочкой последовательных фильмов, каждый со своим началом и концом, каждый можно оценить самого по себе, то теперь режиссёры позволяют себе самое неслыханное коварство: обрубать фильм на полуслове, чтобы зрители пришли за продолжением. Первым крупномасштабным нахальством такого рода был «Властелин Колец», но там создатели смогли вяло отбрехаться, оправдываясь трёхтомностью и тяжеловесностью оригинала. Но было поздно, вслед за флагманом стартовали десятки половинчатых фильмов-близнецов, откровенно приходящие раз в год, как футбольный чемпионат какой-то.
И вот спустя десять-пятнадцать лет мы сполна пожинаем плоды этого смертельного для кино тренда. Стоило мне удивиться откровенной безалаберности Гарри Поттера, собранного на коленке и распиленного пополам, страдающего от своих четверых старших братьев, как я посмотрел «Ледниковый период 3».
Я уже не раз выражал свою позицию по поводу 3D-мультфильмов. “Pixar” был гениален, после Рататуя сдулся, продался «Диснею» и уже не торт. “DreamWorks” – самая мерзкая контора из всех, чьи мультфильмы нужно немедленно предать анафеме. «Дисней» был создателем милых, по-настоящему добрых и хороших детских мультфильмов, но как только стал гоняться за современностью, у него стали выходить сплошные «ВАЛЛ-И». За «Ледниковый период 3» отвечает «20th Century Fox», и это фактически единственное, за что она отвечает в ключе нашего разговора. Поэтому её творческая жизнь меня никогда не волновала больше, чем в границах сегодняшнего мультфильма.
Вечную оперу можно сделать всего двумя способами: бесконечный сериал, когда одна серия перетекает в другую, развивая общий сюжет и бесконечная же сиквелизация. Это когда в каждом следующем фильме те же самые герои сталкиваются с новыми проблемами, никак особо не связанными ни с произошедшим в предыдущих фильмах, ни с тем, что произойдёт в следующих. Первый способ сложнее и рассчитан на куда меньшее количество «эпизодов», в то время как сиквелизация может быть вечной. Ясное дело, что для лёгких семейных комедий удобнее выбирать второй путь, что мастеровитый Фоксовский конвейер и сделал.
Поэтому никакой предыстории фильму не нужно. Все помнят, что здесь происходило, кто здесь кто, да и не так это важно. В начале фильма, буквально за десять минут, нам дают установку: тигр стареет, мамонт – нервный отец, мамонтиха рожает, ленивец – кривляется. Дают грубо, топорно, не мягко показывая это в поступках героев, а буквально тыкая прямым текстом под нос. С этим мы будем жить весь фильм, так же как жили в предыдущих и, что самое плохое, будем жить и дальше. Почти сразу Сида похищают, все отправляются его спасать. К концу фильма тигр ВНЕЗАПНО начинает снова резво бегать, мамонтиха ВНЕЗАПНО рожает, мамонт ВНЕЗАПНО, хоть и очень неубедительно, справляется с нервами. Только Сид продолжает кривляться, поскальзываясь на банане каждые шесть с половиной минут. В этих двух средней длины предложениях кроется абсолютно всё развитие героев, которое мы увидим. То есть, интерпретирую на всякий случай: его нету. Нет его, развития. Герои останутся такими же наспех навешенными в соответствии с массовым учебником сценариста-любителя ярлыками.
Более того, ещё в «Гарри Поттере» эта проблема достигла колоссальных масштабов и, мне кажется, будет всё чаще и чаще встречаться в кино: в фильме почти нет персонажей. Сценаристы сочли их характер раскрытым в предыдущих частях, зачем тратить лишнее время, чтобы показать зрителю, что Гермиона – умная, а Диего – сам себе на уме?
Любой сценарист, даже любой вдумчивый зритель, мало-мальски утруждающий себя мыслями, скажет вам: персонаж – это центр фильма, его стержень, точка сборки. Всё остальное – сеттинг, события, сценарные ходы – это лишь способы влиять на персонажа, менять его мотивацию, ход мыслей, поступки. Если убрать персонажа, останутся одни декорации. А самый простой способ проверить, на месте ли наш гвоздь сюжета – попробовать его заменить на что-нибудь другое. Согласитесь, если поменять Нео на пьяного казахского сантехника пятидесяти шесть лет, выйдет что-то невообразимое, но уж точно другое. А вот главные ярлычки «Ледникового периода 3» можно менять, тасовать, убирать и добавлять сколько угодно. У них нет никакого характера, а потеря пустоты незаметна.
Можно, конечно, сказать, что это комедия, что она должна быть простой, главное чтобы смешно. Что-то подсказывает, что так мне и будут говорить. Поэтому сразу и окончательно заявлю: если вам смешно смотреть, как швыряются тортами и страдают банановой кожуры, если вам это нравится на пятисотый раз, после двух предыдущих «Периодов» и сотни других подобных комедий, то мы разные. Меня сложно рассмешить пустым многократным кривлянием и фразой «главное правило: тот, кто пукает – идёт последним». Кинематограф не смог вырасти из этой детской идиотии за полтора века, мне достаточно было четырнадцати лет. И, да, позволю себе первый и последний раз открыто пойти на конфронтацию: меня бесит шутка «белка потянулась за орехом, но на неё упал камень», повторяющаяся десять раз в каждом фильме и выставляемая за главное достоинство. Это не юмор. Это клоунада в худшем её проявлении.
Конечно же, согласно тому же учебнику сценариста-любителя, в сиквеле должен появиться новый персонаж. Во второй части это были раздражающие Крэш и Эдди, которые продолжили кидаться какашками (как бы ни пытался «Ворд» заменить это слово на «казашками») в зрителя и здесь. Нынешний новичок немного поприличнее. К сожалению, сумасшедший хорёк Бак может похвастаться только двумя вещами: воспоминаниями о жене и озвучкой Саймона Пегга (это тот самый шикарный парень, который играл-снимал-писал сценарий шикарных «Shaun of the dead» и «Hot Fuzz»; к сожалению, у нас его мало кто знает, что не мешает его шикарности). Вместо Пегга, увы, Галыгин. Размен сомнительный, но и фильм не лучше.
В целом вышло ещё одно типовое одноклеточное развлечение, лишённое сюжета, персонажей, логики, таланта и души. Шаткая конструкция из слабо соединённых второсортных гэгов, цепочка удручающе тортовых бананов, беспорядочно разбросанная по тропе безмозглого сюжета.